На опушке Бовского леса, где весной голубым огнем пламенеют подснежники и сон-трава, самозабвенно поют соловьи и щемяще-грустно волшебствуют серые кукушки, величественно взметнулся в небо рукотворный курган. К нему в зеленый май и знойное лето, в багряную осень и снежную зиму идут и идут люди разных возрастов, чтобы поклониться святому месту, отдать дань уважения тем, кто в лихую годину грудью заслонял Отчизну от лютого ворога…

В апреле сорок третьего года с тяжелыми боями пришел в восточную Могилевщину особый рейдовый партизанский полк «Тринадцать». Над просторами быстрокрылой птицей взвилась боевая песня:

«В Беларусь пришли мы
из Смоленщины,
А привел нас Гришин —
наш герой,
И дрожит немецкая
военщина
Перед нашей силой
огневой…»

В страхе и растерянности метались враги, радовались жители сотен деревень. Они по-братски делились с партизанами последней краюхой хлеба и щепоткой соли, перевязывали раненых. А ночами, всплакнув на расставание, матери провожали своих юных сыновей и дочерей в полк народных мстителей. Вернутся ли?

Весенним половодьем разливалось по округе партизанское движение. Разгрому подверглись десятки вражеских гарнизонов и опорных пунктов, застопорилось движение на автостраде Москва-Варшава, на железнодорожных магистралях Могилев-Кричев, Орша-Кричев. Не умолкая, гремел боевой клич: «Громи захватчиков, ребята!» У смолян и белорусов тогда все было общим: радость побед и горечь неудач, боль ран и… братские могилы, которых много осталось на путях боевого рейда полка.

Гришинцы прошли рейдом более двух с половиной тысяч километров по Смоленщине, Могилевщине, Витебщине и Минщине, провели свыше шестисот боев, более десятка раз рвали оковы жестоких блокад. Но трехнедельная блокада в прифронтовом Бовском лесу Быховского района в октябре 1943 года осталась в их памяти самой свирепой, кровопролитной и героической. А было это так.

Когда Красная Армия повела наступление от Курско-Орловской дуги, полк «Тринадцать» получил приказ Центрального штаба партизанского движения направить за линию фронта свой госпиталь с ранеными партизанами, а самому срочно переправиться на правый берег Днепра и там продолжать боевые действия. Сопровождать госпиталь к своим отправили 4-й батальон (отряд «Победа»). Полк, проведя разведку, готовился форсировать Днепр севернее Шклова. Однако, 27 сентября была получена новая радиограмма — идти на соединение с Красной Армией. Полк повернул на восток, чтобы переправиться через реку Проню.

На марше командиру полка поступило донесение, что госпиталю не удалось переправиться через реку Сож и соединиться со своими. Гришин принял решение повернуть на юг, взять под свою охрану госпиталь и соединиться вместе с ним с частями Красной Армии. На переход понадобилось двое суток. Но они изменили в обстановке многое. Немцы за это время на реке Проне заняли глубоко эшелонированную зону. Проня стала фронтовой рекой.

Наш госпиталь располагался в Бовском лесу Быховского района в 18 километрах от фронта. Туда и пришел полк в темную дождливую ночь.

Немецкое командование замыслило использовать передышку на фронте и начать операцию по уничтожению полка, который вклинился в регулярные порядки немецких частей. Против партизан было брошено свыше 25 тысяч карателей с авиацией, танками и артиллерией.

Восемнадцать дней и ночей окруженный лес буквально поднимался на дыбы от рвущихся бомб, снарядов и мин. Атаки шли волна за волной. У меня всю жизнь стоит перед глазами жуткая картина: горит костерок, печется последняя картошка из неприкосновенного запаса. Вдруг лес наполнился ревом моторов и мощным грохотом рвущихся авиабомб. Первое, что бросилось в глаза, когда немного пришел в себя, — пылающая на костре белокурая шевелюра Вани Бабихина, который только что палочкой помешивал картофелины. Осколок впился в висок, и паренек упал головой на костер.

Поразило меня белое, словно бумага, лицо Павлуши Лобачева. Смертельно раненый осколком в грудь, он еще собрал силы вскочить в траншею и там скончался. Долгих пятеро суток в страшных муках умирал Степа Белов. Осколком ему изломало колено, и врач Миролюбов без наркоза отпилил Степе ногу. Но и это не помогло. Гангрена свела паренька в могилу. Погибших друзей мы похоронили на лесной просеке недалеко от речки Ухлясть.

Жестокость боев нарастала. С обеих сторон росли потери. Лес методично квартал за кварталом «обрабатывали» авиация и артиллерия. Со всех четырех сторон наседала пехота. Я увидел, как тяжелый снаряд накрыл окопчик Вани Степанова, и от юного пулеметчика не осталось ничего. В клочья разорвало и его неразлучного друга «Дегтяря». В горячих схватках в обе ноги ранен Терентий Беляков, истекает кровью Петр Степанов, изрешечен пулями Алексей Трусов… И все эти ребята из моей родной деревни Зеленый Прудок Чаусского района.

У партизан несколько дней нет еды. Воду в канавах отравили немцы. Приходится утолять жажду из мутных болотных луж. Враг опытен, жесток и коварен. Он пытается воздействовать и на психику партизан. Лес как листьями засыпан ядовитыми листовками. Вблизи от нас вдруг появились полевые кухни, и на нашу оборону мощно хлынули запахи пищи, от которых мутит разум, наизнанку выворачивает нутро. На исходе боеприпасы. Отбиваемся захваченными у врага во время контратак.

18 октября в полночь по приказу Гришина полк пошел на прорыв. Впереди первый, за ним пятый и все остальные батальоны. С тыла врага атакует рота Шабанова из третьего батальона. Ее провел через болото местный житель. У нас осталось одно: или смять врага и сохранить себе жизнь, или погибнуть. Иного выбора просто нет. Лес ревет взрывами гранат, захлебывается пулеметными и автоматными очередями, истошными криками. Кричат все: люди, лес, небо…

И вот кольцо блокады на участке немецкого гренадерского полка прорвано. Полк устремился в прорыв. А вместе с ним — тысячи мирных жителей с окрестных деревень, искавших спасение в лесу.

Командир полка направляет к фронту разведку, а подразделениям отдает приказ быть готовыми к походу на соединение с частями Красной Армии. Такое решение он принял в связи с только что полученной радиограммой. Западный штаб партизанского движения сообщал нам, что части Красной Армии с боями переправились на правый берег Прони и заняли там плацдарм.

Весь день в лесу относительно тихо. Немцы куда-то ушли. Видимо, в связи с наступлением нашей армии им стало не до нас.

Поздним вечером, подняв на носилки раненых, двинулись на восток, к фронту.

Занималось хмурое утро, когда мы вошли в Железинское болото. Это был уже Пропойский район.
В Железинском болоте встретились знакомые десантники из группы майора Наумовича. Они были на задании и тоже угодили «в мешок». Пригласили меня вместе прорываться. «Малой группой мы прошмыгнем через оцепление легче», — убеждали они… Я поблагодарил и отказался.

Через какое-то время над болотом появились «рамы». Началась бомбежка и артиллерийский обстрел. Окопаться нельзя. Везде вода. Укрылись меж кочек под карликовыми сосенками, елями и березками и с нетерпением ждем наступления ночи, заранее предвкушая радостную встречу со своими.

А чуток позже возвратился наш раненый разведчик. Он окончательно подтвердил предположение о намерении врага заманить нас в заранее подготовленную ловушку и разгромить. На намеченном маршруте следования к фронту нас всюду поджидают мощные вражеские засады. Командир полка принял решение вырываться из Железинского болота на запад побатальонно, в шести разных направлениях.

Как только в небе зажглись первые звезды, мы двинулись к Днепру. К рассвету успели дойти до Годылевского болота и затаиться недалеко от шоссе Могилев-Гомель. Весь день на шоссе ревели моторы, передвигались войска. Вечером по кладкам мы перешли через речку Полну и углубились в сосновый лес. Следующая дневка проходила возле Днепра. Место было чрезвычайно опасным.

Почти рядом две шоссейные и железная дороги, под боком полноводная, по-осеннему неприютная река. Вся округа нашпигована вражескими войсками. Командир приказал затаиться от враждебных глаз и ни в коем случае не разжигать костров. А голод неумолимо напоминал о себе. И один наш партизан, это был Жилинский, не выдержал и пошел искать съестное. И нашел-таки в пойме грядки и притащил несколько вилков капусты к месту нашего расположения. Разведя в окопчике костерок, он начал отогревать мерзлую капусту. В один миг запах дыма наполнил приречный лесок. Нарушитель приказа был обнаружен и арестован…

А война есть война, и за нарушение приказа по законам военного времени приговорили нарушителя приказа к расстрелу.

Форсировав Днепр, мы перенесли боевые действия в Белыничский, Круглянский, Шкловский, Толочинский, Березинский и Оршанский районы. Вслед за пятым батальоном успешно преодолели водный рубеж Днепра в районе деревни Старая Тресна другие подразделения нашего полка.

В самом начале шестидесятых годов судьбе угодно было забросить меня на жительство в Быховский район, и я по нескольку раз на году приезжал в Бовский лес. На место октябрьских событий 1943 года. Ходил между искалеченных осколками деревьев, мысленно разговаривал с погибшими друзьями, просил у них совета и был уверен, что они меня слышат. И в тот жаркий летний день я вырвался в прикипевший к моему сердцу лес. В такую пору я в нем еще не был. Старые окопы и траншеи, воронки от бомб и снарядов, надмогильные холмики, да и все окрест краснело спелой земляникой. «Говорят, что в землянике много железа. А в этой, — подумалось мне, — во много крат его больше. Ведь выросла земляника, считай, на сплошном железе».

Именно тогда мне показалось, что земля не цветом ягод окрашена, а кровью моих друзей-партизан. В одно мгновение перед глазами возникли эпизоды: недопеченная на костре картошка, горящие в жарком пламени белокурые волосы Вани Бабихина, убитая женщина с мертвыми детишками на грудях, а в воздухе — запах хлеба среди моря крови. И созрело тогда у меня решение каким-то образом увековечить память погибших в боях однополчан и замученных мирных жителей, отдать дань уважения оставшимся жить.

Но это оказалось непростым делом. В высоких чиновничьих кабинетах меня и слушать не хотели. Поэтому я решил искать помощи у простого люда. Ходил и просил. И на опушке Бовского леса возле деревни Добужа вырос Курган Бессмертия. Кстати, первый на нашей Могилевщине. На мраморном обелиске, установленном на вершине кургана, золотом засветились слова: «В этом прифронтовом лесу в октябре 1943 года Особый партизанский полк «Тринадцать» под командованием Героя Советского Союза Сергея Владимировича Гришина героически сражался с отборными частями 4-й немецкой армии. Вечная память героям, погибшим за честь и независимость нашей Родины».

На другой стороне обелиска вписали слова из песни пятого батальона:

«Наши гнезда враг развеял пылью,
Чтобы пали мы к его ногам.
Но не пали, а раскрыли крылья
И поднялись мы на месть врагам…»

Открытие памятника героям Бовского сражения состоялось 9 мая 1966 года. На торжество прибыла группа бывших партизан Особого рейдового партизанского соединения «Тринадцать» во главе со своим командиром, кандидатом военных наук, преподавателем военной Академии имени Фрунзе, Героем Советского Союза полковником Сергеем Владимировичем Гришиным и комиссаром Иваном Арсеньевичем Стрелковым. На торжество в Добужу пришли и приехали многие тысячи жителей Быховского, Белыничского, Могилевского, Чаусского, Славгородского и других районов Могилевщины, где пролегал боевой рейд полка, затем Особого соединения «Тринадцать».
День был светел, ярок, радостен, наполнен благоуханием цветущих садов. Людей собралось такое множество, что через несколько часов из деревенских колодцев до дна была выпита вода.

На опушке леса, где взметнулся в лазурь неба рукотворный курган, состоялся торжественный митинг. С проникновенными словами благодарности к жителям окрестных деревень, которые пережили тяжелые дни октябрьской блокады и верно хранят традиции боевого братства, обратились командир соединения Сергей Владимирович Гришин, командиры первой бригады Николай Иванович Москвин и пятой — Иван Трофимович Матяш.

Георгий Борисов,
бывший редактор районной газеты «Маяк Прыдняпроўя»,
партизан-гришинец, заслуженный работник культуры Беларуси (1966 г., печатается с сокращениями).